Актуальность темы определяется все возрастающим интересом педагогов, психологов и общества в целом к вопросам воспитания личности, формирование у подрастающего поколения таких понятий как свобода, целеустремлённость, целостность, развитие, гражданская позиция – черт, которые присущи человеку как личности. Склонность к бескорыстному риску, позволяет прогнозировать волевые действия людей в ситуации действительной опасности. Обстоятельства жизни человека таковы, что только в редких случаях можно гарантировать точное соответствие между целями, которые человек преследует и достигаемыми результатами. Ключом решения данной проблемы является неадаптивная активность.
Активность надситуативная (неадаптивная) – способность человека подниматься над уровнем требований ситуации, ставить цели, избыточные с точки зрения основной задачи, преодолевая внешние и внутренние ограничения деятельности; предполагает существование мотивации, суть которой заключается в самой притягательности действий с непредрешенным исходом. Человеку известно, что выбор, который он собирается сделать, будет оплачен, возможно, разочарованием или срывом, но это не отталкивает, а еще сильнее стимулирует к действию. Неадаптивная активность выступает в явлениях творчества, познавательной (интеллектуальной) активности, «бескорыстного» риска, сверхнормативной активности. В процессе воспитания необходимо стимулировать такую активность у детей и подростков и поощрять ее проявления, данная проблемаинтенсивно разрабатывается психологом В. А. Петровским.
Рассматриваемая проблема является актуальной, т.к. в «Концепции модернизации российского образования на период до 2010 года» подчеркивается, что современному обществу нужны образованные люди, которые могут самостоятельно принимать решения в ситуации выбора, прогнозируя их возможные последствия, отличающиеся мобильностью, динамизмом, конструктивностью, обладающими развитым чувством ответственности. Данные качества напрямую связаны со способностью выходить за границы предустановленного, умением решать проблемы с различных позиций, предъявлять новые требования к себе, избыточные по отношению к первоначальным, а именно демонстрировать модель поведения, которая в современной науке определяется, как неадаптивная активность личности.
Данная проблема является одной из перспективных в современной науке. Неадаптивная активность рассматривается в философских концепциях (Е.А. Ануфриева, Ю.Л. Воробьева, А.Н. Илиади, М.С. Кагана, В.Ю. Сагатовского, Б.С. Украинцева, Л.В. Хорума и др.), в контексте эволюционного и культурологического подходов (Л.И. Анцифирова, А.Г. Асмолова, В.И. Варшавского, К.М. Завадского, В.П. Кузьмина, Д.А. Поспелова, А.Н. Северцова, К.Э. Фабри, И.И. Шмальгаузен и др.), в области психологии и педагогики (А.Г. Асмолова, В.М. Бехтерева, Л.С. Выготского, К.Н. Корнилова, А.Ф. Лазурского, А.Н. Леонтьева, Н.О. Лосского, Л.М. Лопатина, В.А. Петровского, С.Л. Рубинштейна, Д.Н. Узнадзе, С.Л. Франка и др.).
Проблема развития неадаптивной активности преимущественно рассматривалась по отношению к юношескому и более старшему возрастным периодам. Поначалу неадаптивная активность воспринималась как некие отклонения от нормы, а впоследствии стала ассоциироваться как базовое качество личности с активной жизненной позицией. При этом сегодня педагоги и психологи утверждают, что если предлагать ребенку ситуации, требующие нестандартных решений, выходящих за традиционные рамки, в данных условиях, повышающих его субъектность и реализующих его индивидуальность, личность сможет проявить себя полноценнее в различных сферах.
Большинство предлагаемых образовательных стратегий (современных методик, технологий и т.д.) нацелены именно на развитие субъектного, активного начала учащегося (проблемное, модульное, интерактивное обучение и т.д.), однако они разрабатываются в рамках конкретных учебных ситуаций. Так, среди известных и одновременно актуальных для развития активности учеников технологий можно назвать проблемное обучение. Проблемное обучение (работы В.И. Загвязинского, A.M. Матюшкина, М.И. Махмутова, Н.А. Менчинской, Н.С. Якиманской и др.) нацелено на развитие эвристических умений в процессе разрешения ситуаций, содержащих противоречие и не имеющих однозначного решения, которые могут носить как практический, так и теоретико-познавательный характер.
Однако поле учебной деятельности в определенном смысле ограничивает возможности множественности решений проблемных ситуаций, поскольку из этой деятельности до определенной степени исключается воспитательная (социально-ориентированная) область, которая имеет особое значение в процессе образования подрастающего поколения. Между тем, неразрывность учебного и воспитательного процесса является одним из важнейших дидактических принципов, поэтому необходимо расширить границы применения проблемного обучения. В связи с этим и само понятие проблемного обучения требует своего уточнения. Остановимся на понятии «подход», который трактуется как совокупность приемов, способов «воздействия на кого-нибудь, что-нибудь», в изучении чего-нибудь. Таким образом, данное понятие подразумевает более широкую область применения – социально-ориентационную, креативную, учебную и т.д.
Проблемный подход является своеобразным мостом от теории к практике и рассматривается как путь реализации теории проблемного обучения в практику.
Именно разносторонняя реализация проблемного подхода развивает познавательный интерес, творческую активность и самостоятельность ребенка, способствует оптимальному социальному включению ребенка в работу и в группу сверстников, позволяет ему самореализоваться и самоутвердиться.
Развитие у ребенка неадаптивной активности с дошкольного возраста позволит ему в дальнейшем контролировать обстоятельства, наращивать уверенность в себе через способность предугадать многие вещи, то есть мыслить прогностически. С этой точки зрения для детей старшего дошкольного возраста может быть предложен как наиболее эффективный проблемный подход к развитию неадаптивной активности.
Стоит отметить, что само понятие деятельности – как специфической формы отношения человека к окружающему миру и к самому себе, выражающейся в целесообразном изменении и преобразовании мира и человеческого сознания, – в некоторых языках изначально трактуется как activity (в частности английском, французском). Да и в русских словарях наблюдается следующая аналогия: понятие активности, как правило, раскрывается именно через деятельность (Социологический энциклопедический словарь 1998, Философский энциклопедический словарь, 2004 и др.). Однако составители Российской педагогической энциклопедии подчеркивают, что «классификация видов деятельности затруднена тем, что в мировой гуманитарной науке этот термин имеет широкое значение». Однако не все проявления жизненной активности могут быть отнесены к деятельности. Подлинная деятельность всегда связана с преобразованием действительности. Таким образом, через сознательную и целесообразную деятельность утверждается активность личности в окружающем ее пространстве. Интегральная характеристика неадаптивной активности личности выражается в ее жизненной позиции, последовательности в отстаивании взглядов, в единстве слова и дела. Проблемы личностной активности давно являются предметом изысканий большой группы ученых (А.Г. Асмолов, В.М. Бехтерев, Л.С. Выготский, А.Ф. Лазурский, А.Н. Леонтьев, Л.М. Лопатин, Н.О. Лосский, К.Н. Корнилов, В.А. Петровский, С.Л. Рубинштейн, С.Л. Франк, Д.Н. Узнадзе и мн. др.).
На рубеже XIX-XX вв. идеалистические традиции в трактовке активности отстаивали известные в те годы философы: Л.М. Лопатин, С.Л. Франк, Н.О. Лосский и многие другие. Они понимали активность как имманентное свойство духа, открывающееся человеку исключительно в ходе самонаблюдения или «интроспекции» (взгляд изнутри). Источник активности, по их мнению, содержится, точнее, глубоко спрятан, в деятельности души и непознаваем ни одним из естественнонаучных (объективных) методов. Представители эмпирического и естественнонаучного направлений в психологии считали, что активность человека есть, прежде всего, его отношение к окружающему миру, оно есть мера устойчивости субъекта к влияниям окружающей среды и, в свою очередь, мера воздействия на среду.
В историко-психологических исследованиях, освещающих взгляды Л.С. Выготского, обычно подчеркивается, что активность выступала для него как обусловленная использованием «психологических орудий». Активность раскрывается также и со стороны становления ее как знаковой, орудийной. С особой рельефностью этот план представлений об активности выявляется при анализе черт, присущих «инструментальному» методу, развитому в работах Л.С. Выготского и его сотрудников.
Как известно, экспериментальный метод предполагал создание ситуации свободного выбора относительно возможности обращения к «стимулу-средству» при решении поставленной перед испытуемым задачи. Необходимость использования в деятельности «стимула-средства» не навязывалась испытуемому извне. Действие со «стимулом-средством» являлось результатом свободного решения испытуемого. В зависимости от уровня развития субъекта, внешние «стимулы-средства» выступали существенно по-разному. Они могли, как соответствовать, так и не соответствовать возможностям их использования; их применение могло выступать как во внешней, так и во внутренней форме. «Психологическое орудие» означало не только принудительно воздействующее на субъекта начало, сколько точку приложения сил самого индивида, которые как бы «вбирают» в себя знак. Индивид тем самым рассматривался по существу как активный.
Рассмотрим теорию установки Д.Н. Узнадзе. Ядро научных исследований и основной акцент в понятийном осмыслении «установки» в его теории приходится на указание «зависимого характера активности субъекта от имеющейся у него установки, т.е. готовности человека воспринимать мир определенным образом, действовать в том или ином направлении». Активность при этом выступает как направляемая установкой и благодаря установке как устойчивая к возмущающим воздействиям среды. Основатель теории установки Д.Н. Узнадзе, поддерживая зависимость направленности поведения от установки, призывал к изучению генезиса последней, и этим – к изучению активности как первичной.
Фундаментальным признаком человеческой деятельности является то, что она не только реализует исходные жизненные отношения субъекта, но и порождает новые жизненные отношения; раскрывает свою несводимость к первоначальным зафиксированным жизненным ориентациям за счёт включения «надситуативных» моментов. В.А. Петровский сформулировал принцип, противостоящий постулату сообразности и подчёркивающий активную, относительно независимую от задач адаптации, направленность деятельности человека – «принцип надситуативной активности». Согласно этому принципу, субъект, действуя в направлении реализации исходных отношений его деятельности, выходит за рамки этих отношений, и, в конечном счёте, преобразует их.
Производство действий над порогом ситуативной необходимости даёт начальную характеристику активности как момента прогрессивного движения деятельности. Исходным для введения термина «надситуативность» было данное определение активности личности как «действования над порогом ситуативной необходимости». Если принять, что «ситуативная необходимость» – это обязанность совершения действий, обеспечивающих адаптацию, то, соответственно, «надситуативность» – это совершение действий, избыточных с точки зрения функции приспособления. Можно сказать, что надситуативные действия самоценны, они не служат инструментом реализации сторонних целей или внешних по отношению к ним побуждений, они совершаются «для себя».
Автор пришёл к идее самоценности некоторых форм поведения в своих первых исследованиях, посвящённых «бескорыстному риску», в этом феномене есть нечто большее, чем ситуативная избыточность. Рискующие преодолевают свои адаптивные устремления, они поступают вопреки функции адаптации. Выбираются цели с непредрешённой заранее возможностью достижения, более того, сама непредрешённость – есть причина выбора этих целей. Ситуативная избыточность в любой момент может обернуться для индивидуума убыточностью.
Сочетание ситуативной избыточности и предпочтение целей с непредрешённым исходом достижения даёт нам особый конструкт «активная неадаптивность».
Идея надситуативности, как избыточности возникла в результате экспериментально выявленного феномена «бескорыстного риска», суть которого заключается в том, что субъект без принуждения извне и без какого-либо вознаграждения предпочитает действовать в зоне опасности.
Именно феномен «бескорыстного риска» (риск ради риска) был исходным для осознания обширного поля дальнейших исследований. Понятие «надситуативности», как и понятие «неадаптивности» выступают в разных эмпирических формах, в соответствии с различиями теоретических подходов и исследовательских задач в области психологии активности, но задают общую рамку категоризации многоплановых проявлений активности.
В то время как адаптивность – в широком смысле характеризуется соответствием результата деятельности индивидуума принятой ранее цели, неадаптивность – расхождением, а точнее, противоположностью результата и цели. Следовательно, здесь нужно иметь в виду не только то, что действие избыточно, но и то, что существует конфронтация между запланированным и достигнутым. Основной вопрос касается возможности намеренного предпочтения неадаптивной стратегии действия адаптивной.
В первом случае (адаптивная стратегия) имеются в виду действия, которые базируются на прогнозе между целью и ожидаемым результатом осуществления этого действия. Во втором случае (неадаптивная стратегия) в качестве условия предпочтения будущего действия выступает прогноз возможного несоответствия (вплоть до противоположности) между исходной целью и будущим результатом данного действия.
Говоря об активно-неадаптивных тенденциях, допускается существование особой мотивации, суть которой в самой притягательности действий с непредрешённым исходом. Человеку известно, что выбор, который он собирается сделать, будет оплачен, возможно, разочарованиями или срывом, но это почему – то не отталкивает, а, наоборот, мотивирует выбор.
В основе понимания данного феномена лежит идея гетерогенности неадаптивной мотивации действия. При анализе сложного состава этой мотивации обратимся к работе Э. Берна. Взаимодействие «Я – отражённое Я другого» раскрывается в терминах транзактного анализа Э. Берна как осуществляющееся при участии трёх эгосостояний, трёх граней человеческого Я: «Родитель», «Взрослый», «Дитя».
Эгосостояние «Родитель» – это экспертно-контрольная инстанция нашего Я, средоточие ранее усвоенных схем и правил, которые подлежат неукоснительному исполнению; соответственно «Взрослый» – когнитивно-активное начало, ведущей чертой которого является независимость, разумность; и «Дитя» – аффективно-импульсивная и интуитивно-творческая инстанция нашего Я.
Э. Берн подчёркивает, что эгосостояние «Родитель», «Взрослый», «Дитя» – что-то действительное, феноменологически данное. Он как-бы предостерегает оппонента мысленно: перед вами не просто удобный язык психотерапевтического общения и не просто теоретические конструкты, искусственно вводимые для систематизации опыта. Каждому из трёх терминов нового описания личности соответствует свой круг явлений, особые психологические реалии. Но в этом случае понятия об эгосостояниях, переключениях и взаимодействиях между ними заключают в себе удобную возможность анализа неадаптивной мотивации действия.
Воспринимая каждое из эгосостояний личности как возможный источник неадаптивной активности, в будущей объяснительной модели мотивации неадаптивного действия прослеживается обязательное сочетание и взаимодействие этих частей нашего Я и, кроме того, необходимость привлечь для объяснения неадаптивной активности представление об отражённом Я другого субъекта.
Продвигая дальше исследования взаимоотношений между эгосостояниями в системе «Я-отражённое Я другого», автор надеется приблизиться к пониманию строения неадаптивной мотивации действия, проявляющейся в самых различных контекстах человеческой жизни, будь то проявления его витальных отношений с миром, его предметной деятельности, его общения, его самосознания. Метод виртуальной субъектности и ряд других приёмов исследования приоткрывают область малоизученных в психологии феноменов неадаптивности человека – начало личностного в человеке.
Выделяется несколько моментов самополагания индивида как субъекта возможного выхода за пределы исходных форм устремлённости:
1) Непредрешённость исходов предстоящего опыта;
2) Возможность своего приближения к непредрешённому как влечение к нему;
3) Воплощение этой возможности в проявлениях активности;
4) Рефлексия (оценка, осмысление последствий своих действий с точки зрения их значимости для деятельности, общения, самосознания).
Первый из этих моментов – непредрешённость – содержит в себе отрицание внешней сообразности (душевное равновесие, наслаждение, выгода) будущего действия. Второй момент – возможность приближения к непредрешённому как основа устремлённости к нему – означает рождение новой цели (нового мотива, цели, задачи, установки). Эта цель рождается в поле актуального действования, она несводима к упомянутым выше отношениям. Третий момент – реализация открывающихся возможностей в действии соответствует феномену, называемому волей. Четвёртый момент – установление смысла произведённого открытия для деятельности, общения, самосознания есть ответ на вопрос о необходимости только что содеянного. В случае признания его ценности оно квалифицируется как внутренне необходимое, человек признаёт себя его автором, выступает перед собой как субъект. В противном случае человек отрицает внутреннюю причастность к деянию, ссылаясь на случай, обстоятельство, судьбу.
Таким образом, в актах самотрансцендентности субъекта, активного выхода за пределы границ предустановленного, происходит явление «самостановления», «самопорождения», «самополагания» субъекта как Я.
Соотнося феноменологию активной неадаптивности с другими проявлениями активности человека, отметим, что присутствие моментов «самополагания» представляется нам несомненным в способности человека подниматься «над полем» (К. Левин), осуществлять акты «самоактуализации» (А. Маслоу) и в волевых актах (Л.С. Выготский).
Одной из господствующих ориентаций в эмпирической психологии личности является принятие «постулата сообразности» – особого принципа понимания источников и механизмов активности. Говоря о «постулате сообразности», имеется в виду определённая методологическая предпосылка, объективно представленная в мышлении исследователей. Слово «сообразность», согласно В. Далю, означает «соответствие чего-то чему-то». В данном случае речь идёт о соответствии, сообразуемости того, что происходит с индивидом, предустановленному в нём.
Итак, суть постулата заключается в том, что индивиду приписывается изначальное стремление к «внутренней цели», в соответствии с которой приводятся все без исключения проявления его активности. По существу, речь идёт об изначальной адаптивной направленности любых психических процессов и поведенческих актов. Понятия «активность», «адаптивная направленность» трактуются здесь в предельно широком смысле. Имеются в виду не только процессы приспособления индивида к природной среде, но и процессы адаптации к социальной среде в виде выполнения предъявляемых со стороны общества требований, ожиданий, норм, соблюдение которых гарантирует «полноценность» субъекта как члена общества.
Говоря об адаптации, имеются в виду также процессы «самоприспособления»: саморегуляцию, подчинение высших интересов низшим. Наконец, что особенно важно подчеркнуть, речь идёт также о процессах, которые ведут к подчинению среды исходным интересам субъекта. В последнем случае адаптация есть реализация его фиксированных предметных ориентаций: удовлетворение потребности, инициировавшей поведение, достижение поставленной цели, решение исходной задачи. Приспосабливает ли индивид себя к миру или подчиняет мир исходным своим интересам – в любом случае он отстаивает себя перед миром в тех своих проявлениях, базис для которых уже сложился, определился в прошлом. «Отсекается» всё, что избыточно по отношению к этим исходным ориентациям. Не следует, конечно, смешивать понятия «адаптивность» и «репродуктивность» – адаптивные действия могут быть и творчески продуктивными, «незаданными», адаптивными их делает наличие ответа на вопрос «зачем?».
Но это, в свою очередь, значит, что есть по отношению к всевозможным стремлениям субъекта цель более высокого порядка как основа ответа на вопрос «зачем?» – Цель. По отношению к ней те или иные частные стремления могли бы оцениваться как «адаптивные» и «неадаптивные».
Постулат сообразности и заключается в открытом или скрытом признании такой Цели и приписывании ей роли основного «вдохновителя» и «цензора» поведения.
Существуют логические и эмпирические аргументы против точки зрения универсальной сообразности психических процессов и поведенческих актов человека. Суммируя эти аргументы, можно сформулировать альтернативный взгляд, – «принцип неадаптивности». Вначале необходимо представить себе, чем обернётся для идеи субъектности человека как личности принятие постулата сообразности за универсальный принцип интерпретации поведения, психических процессов и состояний? Чисто логически, минуя анализ исторически сложившихся форм, а также – факты, которые могли бы решительно «высказаться» в поддержку или против принятия данного постулата, можно вывести из него весьма важные следствия. Можно ли считать, что человеку, чья активность удовлетворяет условиям «постулату сообразности» присущи такие черты, как свобода, целеустремлённость, целостность, развитие, – черты, которые присущие человеку как личности?
Словом, если отказаться от идеи универсальной целевой регуляции и заданности (постулата сообразности) и принять альтернативную точку зрения – принцип неадаптивности, то выяснится, что при этом девальвируется идея субъектности.
Свобода человека при этом подменяется его зависимостью от внешних обстоятельств и поворотов судьбы. Целеполагание обессмысливается, выглядит самообманом. Целостность – утрачивается. Развитие – сводится к дрейфу.
Не означает ли сказанное, что следовало бы вообще отказаться от помыслов воплотить идею субъективности в «материале» индивидуальной активности? Или, быть может, всё-таки удастся найти путь позитивного решения этой проблемы? Единственная возможность возвращения себе этого желанного качества – в том, чтобы взять на себя ответственность за осуществление действий с непредрешённым исходом, иначе говоря, быть субъектом избрания целей, результат достижения которых непредрешён. Открывающаяся индивиду перспектива неизведанного должна содержать в себе вызов, отвечая на который индивид производит себя как субъект.
Таким образом, появляется принцип активной неадаптивности. Защищая себя как субъект, индивид стремится предрешить непредрешённое – действует наперекор обстоятельствам, на свой страх и риск, ставя перед собой цель выявить своё скрытое качество субъективности как таковой.
Одной из форм проявления собственной динамики активности человека является «надситуативная активность». Феномен надситуативной активности заключается в том, что человек свободно и ответственно ставит перед собой цели, избыточные по отношению к исходным требованиям ситуации.
Среди проявлений надситуативной активности особое место занимает феномен активной неадаптивности. Его можно проиллюстрировать на примере «бескорыстного риска». Перед испытуемым была поставлена задача действовать точно и безошибочно, самостоятельно выбирая цель и стремясь, не промахнувшись попасть в неё. Цель разрешено выбирать где угодно в пределах заданного в эксперименте пространства, в котором существует опасная зона. Случайное попадание в неё, однако, чревато наказанием. Выяснилось, что некоторые испытуемые, хотя их ничто к этому, казалось бы, не побуждает, стремятся работать в непосредственной близости к опасной зоне, рискуя неблагоприятными последствиями любого случайного промаха. Другие же в этой ситуации не позволяют себе подобного риска, выбирая цели, значительно удалённые от зоны опасности. Многократные повторения и варьирование эксперимента позволили сделать вывод о выраженности у первой группы склонности к бескорыстному риску.
В последующих экспериментах было установлено, что люди, способные к «риску ради риска», гораздо чаще встречаются среди монтажников-высотников, спортсменов-мотоциклистов, монтёров высоковольтных линий по сравнению с представителями других профессий. Экспериментально доказано также, что лица, обнаруживающие способность к ситуативному риску, склонны рисковать ради риска.
Однако испытуемые, не продемонстрировавшие при исследовании бескорыстный риск, как правило, не рискуют в ситуации, когда ожидаемый выигрыш не больше ожидаемой неудачи. Склонность к бескорыстному риску, которую можно обнаружить в психологическом эксперименте, т.е. в результате множества испытаний, позволяет прогнозировать волевые действия людей в ситуации действительной опасности. Обстоятельства жизни человека таковы, что только в редких случаях можно гарантировать точное соответствие между целями, которые человек преследует и достигаемыми результатами.
Иначе говоря, результаты активности человека неизбежно неадаптивны. Не только в сфере своих жизненных контактов с миром, но и в познании, созидании, общении, самопознании человек неизбежно выходит за границы предустановленного, порождает последствия, озадачивающие его несовпадением с первоначальными побуждениями.
Иной подход заключается в том, что человек вполне сознательно ставит перед собой цели с непредрешённым исходом, более того, постановка такой цели мотивирована самой возможностью промаха. В этом случае, как ни парадоксально, человек ощущает себя подлинным субъектом происходящего, хотя успех достижения цели не гарантирован. Такова суть «активной неадаптивности».